— Что вы говорите! — изумленно воскликнул он.

— Да-да. Хотел сам посмотреть, что здесь и как.

— Зачем?

Я пожал плечами:

— А вы пробовали составить представление о каком-нибудь местепо описаниям женщины?

Он рассмеялся.

— Ну вот, теперь, по крайней мере, я могу себе представитьвсе, о чем она рассказывала. Это мне и надо было. Всего доброго.

— Всего доброго, — ответил он. Я сел в машину и уехал.

В отеле «Ройял Гавайян» я поднялся в номер к Берте Кул ипостучал в дверь. Ответа не было.

Прислушавшись к звукам, доносившимся из комнаты, ябезошибочно определил мелодию танца хула. Это был популярный мотив гавайскойпесни «Все едут в Хукилау». Тогда я постучал сильнее.

Музыка оборвалась, и Берта крикнула:

— Кто там?

— Это Дональд, — ответил я.

Несколько секунд стояла тишина, но потом она все же решиласьи открыла дверь.

Войдя, я увидел Берту в гавайском платье. У стены надорожном сундуке стоял переносной проигрыватель; как только я вошел, она быстрозахлопнула на нем крышку. Но румянец на щеках Берты ее выдал: онапрактиковалась перед зеркалом танцевать хулу.

Я тактично не сказал ни слова, но Берта все же решила хотькак-то объясниться.

— На этом проклятом острове в тебя прямо вселяется какой-тодьявол! Ты не знаешь почему?

— Не знаю, — ответил я. — Наверно, действует климат,дружеская атмосфера, гостеприимство, расовая терпимость — тут много всего.

— Может быть, — сказала Берта. — Но все равно я чувствую,что веду себя как последняя идиотка.

— Ну почему же?

Она кивнула на зеркало и проигрыватель:

— Если скажешь об этом Стефенсону Бикнелу — вышибу дух!

— Не волнуйся, — заметил я, — на Бикнела климат тожедействует. Если он задержится здесь еще на две недели, то будет прыгать подеревьям, как Тарзан, бить себя в грудь и издавать победный крик обезьяньегосамца, убившего своего соперника. А теперь убери свои музыкальныепринадлежности и гавайские наряды — для тебя есть работа.

— Что еще за работа?

— Работа, которую нужно сделать тихо и быстро, чтобы полицияничего не пронюхала, а мы получили то, что нам нужно.

— А именно?

— В порту стоит военный корабль, и солдаты с него сегодняутром получили увольнительные на берег. Целая толпа их выкатилась на пляжВайкики, они бродили, глазели кругом и наверняка щелкали фотоаппаратами.

— Ну и что?

— Мириам Вудфорд объяснила мне, что все утро была на пляже,загорала и даже заснула там на берегу.

— Да-а, — протянула Берта, — конечно, может, и была. — Потомпристально посмотрела на меня и добавила: — А может быть, как раз в это времяпоехала и шлепнула Джерома Бастиона.

— Все может быть, — согласился я.

— Это уже лучше, — наставительно заметила Берта.

— В каком смысле? — не понял я.

— В том смысле, что эта подлая двуличная бестия строит тебеглазки и готова обвиться вокруг тебя, как розовая ленточка вокругрождественского подарка. Она пускает тебе пыль в глаза, а ты, дурень, уже готовповерить, что она ни в чем не виновата ни раньше, ни сейчас, никогда. И теперьмы должны что-то делать только потому, что ты считаешь, что она не виновата.

— Это что, плохо? — спросил я.

— А что хорошего?

— Ладно, — сказал я. — Считай, что я допускаю любую версию.

— Ты, конечно, можешь допускать любую версию, — не унималасьБерта, — но я спорю на пятьдесят долларов против пяти, что эта девица уже нашлакакую-нибудь возможность тебя закадрить.

— Ты выслушаешь меня до конца или будешь…

— Пятьдесят против пяти! — провозгласила Берта. — И учти,это деньги Берты Кул — личные, а не из текущих расходов. А я деньги терять ойкак не люблю и ни за что не стала бы спорить, если бы не была уверена на стопроцентов!

— Это я знаю.

— Так принимаешь пари?

— Я хотел бы поговорить о деле. Берта фыркнула.

— Конечно, это было глупо с моей стороны, — проворчала она.— Если она еще тебя не закадрила, то ты просто забрал бы деньги, а еслизакадрила, то чего ж тебе спорить — конечно, лучше поговорить о деле. Ладно,давай о своем деле. Чего ты хочешь?

— Я хочу, — с облегчением ответил я, — чтобы ты нашлакакого-нибудь молодого офицера с этого корабля. Эти ребята такиевпечатлительные, им здесь скучно, они заглядываются на женщин, и ты легкосможешь…

— Ты хочешь сказать, что они будут заглядываться на меня? —еще раз фыркнула Берта.

— Конечно, будут.

— Рехнуться можно! Меня душит смех. Ладно, поехали дальше.

— Ты должна найти такого офицера, — продолжал я, — иуговорить его расспросить солдат. Пусть возьмет пару человек себе в помощь,если это нужно.

— Да что нужно-то?

— Я хочу, чтобы он узнал, кто из них делал снимки на пляжеВайкики. И как только пленки будут проявлены и снимки отпечатаны, я хочу на нихпосмотреть. Каждый может написать на обороте снимков свою фамилию. Мне нужныснимки людей на пляже.

— Ты думаешь, на них будет Мириам Вудфорд?

— Если она действительно была там. Если она говорит правду,что загорала в своем замечательном купальнике и прогуливалась по пляжу, томожно спорить на что угодно — минимум человек десять ее тайком засняли.

— Это еще почему?

— А ты не замечала, какая у Мириам Вудфорд фигура? —осведомился я.

— Ну, замечала, — сказала Берта.

— Вот и солдатики тоже заметили.

— А вдруг на снимках ее не окажется?

— Вот почему, — объяснил я, — мы должны выяснить это дотого, как полиция догадается сделать то же самое или узнает, что мы этимзанимаемся.

— Ну что ж, — вздохнула Берта. — Ладно, завтра займусь. Яусмехнулся.

— Что-нибудь не так? — недовольно спросила она.

— Все не так.

— Господи, Дональд, ты что, хочешь, чтобы я занялась этим наночь глядя?

Я кивнул. Берта тяжело вздохнула.